Сижу на нарах, как король...

Я уже спал, когда в дверь постучали:
— Откройте, полиция!
Посмотрел на часы: 23.20, заканчивалась пятница. Подумал: "Не иначе сосед Марек из Белостока решил заглянуть на "рюмку чая"… Он шутник и, стучась в дверь, всегда представляется то курьером из "Пицца-Хат", то агентом КГБ (после убийства Литвиненко эта шутка особенно актуальна). Потому и я, подходя к двери, пошутил: "Если вы к Усаме Бен Ладену, то он живет этажом выше".
Прислушался: за дверью никто не смеется. Открыл и… У двери и в самом деле стояла полиция! Три здоровенных "копа" в черных бронежилетах, с автоматами!

Судорожно пытаюсь сообразить, что я такого мог натворить, чтобы привлечь внимание полиции. Вроде закон не нарушал: работаю с 7 утра до 7 вечера каждый день. Домой возвращаюсь как выжатый грейпфрут. Ужин, пара бокалов вина для снятия стресса, просмотр новостей в интернете и отбой. Да у меня просто физически нет времени на правонарушения!

— Может, вы ошиблись дверью? — спрашиваю "копов".

— Ну, про Бен Ладена мы уже слышали, — отвечает старший. — Но сегодня мы конкретно к вам…

И поясняет: "Звонила ваша дочь".

— Ах, вот оно что, — выдыхаю с облегчением. — Так это же все ерунда, банальный конфликт "отцов и детей"!

— Значит, вы не отрицаете того, что случилось? — уточняет констебль.

— А что тут отрицать? Девочке 16 лет, она прогуливает занятия в школе, связалась с компанией каких-то афро-азиатов, уходит из дома в 22.00, возвращается в 4—5 утра…Что ж, по-вашему, я должен молчать? — спрашиваю полицейских.

— Но она сообщила, что вы угрожали ее убить! Это правда?

— Ой, так это же я процитировал ей монолог Тараса Бульбы! "Я тебя породил, я тебя и убью!", — объясняю. — Это же Гоголь, великий писатель!

Но увы, с творчеством Гоголя английские полисмены явно не знакомы, а по британским законам за такие слова, как "Я тебя убью!", сказанные в адрес ребенка, отвечать придется серьезно.

В полицейском участке

"Копы" предложили мне переодеться, взять документы и туалетные принадлежности. Затем, извиняясь, застегнули на моих запястьях стальные браслеты…

В полицейском участке было тепло, светло и чисто. С меня сняли наручники, предложили сдать вещи и заполнить аппликационную форму. В ней три десятка вопросов, включая вероисповедание, сексуальную ориентацию, хронические болезни и кулинарные приоритеты, в смысле вегетарианец я или ем мясо. А если ем, то какое: кошерное или вяленое. Если я все же вегетарианец, то на завтрак мне принесут морковные котлетки.

Затем один из полицейских флегматично начинает зачитывать мои права:

— Вы имеете право на услуги бесплатного адвоката, на один бесплатный звонок родственникам, друзьям или сослуживцам, а также право ознакомиться с правилами, которых обязаны придерживаться полицейские по отношению к арестованному.

— Теперь, пожалуйста, пройдите в ту комнату, — говорит дежурный, указывая рукой на открытую дверь, рядом с которой застыла, скромно улыбаясь, барышня-полицейский.

— Я пи-си Брэдли (аббревиатура, обозначающая "полисмен". — Авт.), — говорит она. — Пожалуйста, проходите. Мы должны снять отпечатки ваших пальцев и сделать фотографии.

И тут мое терпение лопает, я вскипаю: "Вы в своем уме? Я что — грабитель? Террорист? Что такого я сделал? Убил премьер-министра? Ограбил банк? Угнал самолет?"

— Успокойтесь, пожалуйста, — просит пи-си Брэдли. — Это обязательная для всех процедура. А свои претензии вы сможете изложить позднее адвокату.

После дактилоскопии и фотографии "на память" меня ведут к полицейскому доктору.

Он проверяет давление, расспрашивает о болезнях, перенесенных в детстве, о состоянии здоровья на сегодняшний день, о таблетках, которые принимаю, о диете, если придерживаюсь.

— Давление высокое, — говорит он, глядя на показания тонометра, — Впрочем, это неудивительно…

Я жалуюсь на странные боли в сердце. Доктор дает таблетку, обещает похлопотать, чтобы меня поместили в камеру поближе к его кабинету.

— Если почувствуете себя плохо, — напутствует меня док, — звоните, и я приду.

Камера

Признаюсь, я думал, что здешние КПЗ похожи на советские, где нары в три этажа и народу, как кильки в банке… Но оказалось, что в английском изоляторе все камеры одноместные, размером 5х5. Стены покрыты белым кафелем, из "мебели" — топчан с поролоновым матрацем в синем дермантиновом чехле. В углу над дверью видеокамера, контролирующая все жилое пространство, кроме той части, где за небольшой перегородкой установлен металлический унитаз.

Над топчаном в стене окно из толстого матового стекла, сквозь которое проникает солнечный свет, но не видно, что делается на воле.

Сталью лязгнули засовы, открылась дверь, и "вертухай" передал мне колючее солдатское одеяло, подушку и брошюрку под названием: "Информация для лиц, арестованных полицией".

— Если будет холодно, принесу тебе еще одно одеяло, — сказал "вертухай". — Захочешь воды, чая или кофе — звони в любое время…

— Спасибо, — отвечаю, скрипя зубами, — сервис, прямо как на круизном лайнере "Квин Элизабет-2"!

— Ты, приятель, видимо не сидел в наших тюрьмах, — засмеялся "вертухай". — Там покруче, чем в отеле "Риц"! Телевизоры плазменные с DVD в каждой комнате, трехразовое питание, тренажерные залы, классы йоги и современного искусства… А в КПЗ телевизор не положен… Вот суд пройдет, отправят тебя в тюрьму, там почувствуешь себя человеком… А если ничего ужасного не сделал, завтра отпустят. Больше 24 часов по закону не имеют права держать без предъявления обвинения.

Пожелав спокойной ночи, полицейский захлопнул дверь. Я лег на топчан и попытался уснуть. Но какой там сон?! Меня трясло от негодования, обиды, досады, гнева... Сердце истерически билось в груди, вены вздувались на висках, и казалось, вот сейчас еще немного — и щелкнет какой-то тумблер, перегорит какой-то жизненно важный предохранитель где-то глубоко внутри меня и... свет погаснет навсегда…

Я встал, открыл брошюрку с информацией "для лиц, арестованных полицией" и стал читать: "Если вам задали вопросы о правонарушении, в котором Вы подозреваетесь, вы не обязаны что-либо говорить. Однако это может отрицательно повлиять на вашу защиту в суде".

Господи, какой суд? А главное, с какой стати? Только потому, что в сердцах бросил своему ребенку, который прогуливает уроки и шляется непонятно где, фразу, о которой тут же забыл. Подобные слова со злости произносят все родители! Но это же не значит, что я действительно ее готов убить! Что же это за законы такие? Неужели полицейские — тоже чьи-то родители — не понимают, что в моем поведении не было и нет криминала! Я отец, которому не безразлично будущее ребенка! И это мой ребенок! И как мне теперь с ней общаться после всего, что она учудила, а полицейские ей подыграли своей бюрократической беспристрастностью! Видите ли, "закон превыше всего"!..

Хмурое утро

В 7 часов утра дверь камеры открылась, и полицейский утренней смены поинтересовался, не хочу ли я кофе с круассаном.

— Пожалуйста, позвоните адвокату, — попросил я.

Но ждать пришлось еще целых 7 часов. Лишь в 14.00 появился дежурный адвокат. Меня провели в специальную комнату, где мы могли без свидетелей поговорить о моем "деле".

В 15.00 началось так называемое "интервью", то есть допрос. Полицейский детектив с помощником сидели по одну сторону "баррикады", а я с адвокатом — по другую. Между нами стоял магнитофон, который беспристрастно фиксировал на пленку каждое услышанное слово. Меня снова спрашивали о сути конфликта с дочкой. Я пояснил суть проблемы, кто такой Тарас Бульба и что я имел в виду, говоря "я тебя породил, я тебя и убью".

Мне же доходчиво объяснили, что по британским законам ребенок в 16 лет — уже вовсе не ребенок, а самостоятельный человек, который сам отвечает за себя. Родители не имеют права вмешиваться в его жизнь и уж тем более угрожать физической расправой за непослушание. Если я впредь позволю себе повторить "монолог Бульбы", мне придется вернуться в КПЗ на более длительный срок с более серьезными последствиями для репутации.

Спорить было себе дороже. Я подписал протокол, получил пропуск — и свобода встретила меня у входа…

Источник здесь.

Дембельский аккорд

Ветеран афганской войны, собственный корреспондент "Народной Воли" в Великобритании Евгений Сулыга рассказывает еще об одной неизвестной странице так называемой афганской войны.

В конце декабря 1986 года, прослужив в Афганистане полтора года, я получил долгожданный отпуск. Из Кандагара прилетел в Кабул навестить друзей из батальона охраны штаба армии, а заодно купить подарки родне.

Кандагар — город злой. Прогулка по местному базару могла стоить жизни, да и дуканы (торговые лавки. — Авт.) там были бедные. Другое дело — Кабул. Столица!

Дуканы "Зеленого базара" и аристократического района Шар-и- нау ломились от всевозможного барахла. Антиквариат, золото, японские магнитофоны и часы, индийские разноцветные ткани, а главное — джинсы! В свободной продаже! При этом Кабул был поспокойней Кандагара. Нет, при желании и здесь можно было нарваться на неприятности. Например, поехать вместо "Зеленого" на "Грязный базар" и случайно пропасть без вести… Как-то перед Новым годом девчонки из госпиталя выехали купить подарки, зашли в один дукан, другой. В третьем стали выбирать кольца-серьги. К дукану подъехал какой-то афганец на велосипеде, оставил транспортное средство у стены и пошел "по делам". Через минуту прогремел взрыв, и восемь наших девочек погибли. Оказалось, что рама велосипеда была начинена взрывчаткой…

Но поскольку военторги ничего предложить не могли, военнослужащие и вольнонаемные ограниченного контингента советских войск в Афганистане на свой страх и риск продолжали "затовариваться" в афганских дуканах…

В общем, взяли мы УАЗик, проехались по базарам, я накупил подарков и даже коньяк "Арарат" прихватил: обмыть отпуск с друзьями.

Утром меня провожали в аэропорт под аккомпанемент битловского хита "Buck in USSR" и звон бутылок коньяка.

В салоне Ил-76 среди счастливых отпускников и дембелей я заметил знакомое лицо. Это был сержант-фотограф Серега из Гарнизонного дома офицеров. В пору моей службы в батальоне охраны мы частенько пересекались. Он фотографировал моих бойцов для гарнизонной Доски почета, помогал оформлять "наглядную агитацию", делал снимки трофейных мин для инженерного отдела штаба армии. Частенько Серега работал для военной прокуратуры и особого отдела (военная контрразведка) — снимал место падения Ан-12, сбитого под Кабулом, останки сожженной "духами" советской автоколонны в Чарикарской долине.

Ходили слухи, что он имел свой маленький бизнес, продавал бойцам "экзотические" фотографии для "дембельских альбомов". В его фотоархиве можно было найти городские пейзажи Кабула и трупы на стеллажах армейского морга, фото пленных духов и трофейного оружия, портреты Бабрака Кармаля и Ахмад Шаха Масуда, генерала Громова с Иосифом Кобзоном, кабульского "соловья"-тележурналиста Лещинского и певицы Людмилы Зыкиной на пороге генеральской бани-сауны.

Увидев меня, Серега заулыбался. Мы поздоровались. Я поздравил его с увольнением в запас, он похвастался медалью "За боевые заслуги".

— Товарищ лейтенант, — обратился ко мне Сергей. — Нужен ваш совет. Я везу домой кое-какие пикантные фотографии на память, так сказать. Но боюсь: не возникнут ли из-за них проблемы в Ташкенте, на таможне?

— Фотографии на память? — переспросил я. — Да какие могут быть проблемы?!

— Нет, вы не поняли, я же говорю: пи-кант-ные!

Сержант извлек из "дембельского бриф-кейса" два оранжевых конверта формата А-4 и передал мне.

Да, скажу я вам, это были не просто "фото на память". Окажись они в руках какого-нибудь американского журналиста, Пулитцеровская премия и шестизначные гонорары были бы обеспечены!

В первом конверте лежали снимки места падения сбитого "духами" нашего военно-транспортного самолета в Джелалабаде. На одной из фотографий был запечатлен кусок фюзеляжа.

— Это кабина пилотов, — пояснил Сергей. — А тут вот, посмотрите, китель с капитанскими погонами лежит… А хозяин где? Его нашли за 500 метров от кителя!.. А на эту фотографию нервным вообще смотреть нельзя… Видите, это фрагмент лица. Вот нос, а вот ухо... У бойца голова лопнула, как арбуз! Ой, блин, я там такого насмотрелся, — караул! Тела словно пластилиновые. Бойцы лопатами соскребали. 58 человек! У меня после той командировки две недели руки тряслись. Без "чарса" (легкий наркотик. — Авт.) заснуть не мог!

Я открыл второй конверт.

— А эти фотографии — вообще бомба! — сказал Сергей. — Помните, весной в окрестностях Кабула "духи" наших солдат порезали… Они за песком что ли ездили для какой то стройки. Дембельский аккорд, елы-палы…

Я помнил.

***

Это был май 1986 года. На Кабульском аэродроме в палатках пересыльного пункта маялась от безделья в ожидании рейса на Союз сотня "дембелей". В их военных билетах уже стояла отметка об увольнении в запас. Дома знали, что они возвращаются! Но из-за майских праздников с самолетами что-то не заладилось, и сотня "дембелей" застряла на "пересылке", раздражая своим неуставным видом и дерзкими манерами офицеров.

В этой взрывоопасной ситуации на пересыльном пункте появился некий майор — новый комендант не то аэродрома, не то кабульского гарнизона, точно не помню. Чтобы "засветиться" перед начальством, майор затеял строительство гауптвахты. И ему позарез нужна была бесплатная рабочая сила. А где взять? Вот и приехал майор на "пересылку" агитировать "дембелей".

— Поможете мне, я вам помогу улететь первым же рейсом, — сказал комендант. — Плюс щадящий досмотр личных вещей при посадке на борт. А если нет, не обижайтесь. Перед посадкой проведем прощальный строевой смотр со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Какими будут эти последствия, "дембеля" догадывались: ушитые брюки — расшить, укороченные кителя — удлинить, пластиковые вставки из погон убрать, каблуки и аксельбанты обрезать. А десантников, кроме всего прочего, заставят снять береты и надеть фуражки… А это уже оскорбление ВДВшного достоинства!

Вещи, купленные в подарок мамам-папам не в гарнизонном магазине, считаются контрабандой и подлежат конфискации. И, стало быть, все солдатские подарки мамам-папам из дукана: часы "Кассио" с семью мелодиями или калькулятором, очки "Феррари", магнитные браслеты для снятия высокого артериального давления, джинсы "Монтана", рубашки "Сафари", платки с люрексом — все заберут мародеры из комендатуры! Вот уж воистину: кому война, а кому — мать родна.

В общем, пошумели дембеля, повозмущались, но куда деваться с "подводной лодки"? В конце концов "желающих" поучаствовать в строительстве новой гауптвахты в обмен на место в первом самолете и щадящий досмотр "дембельского багажа" набралось человек 40.

Счастливый майор составил бригады каменщиков, бетонщиков и разнорабочих. На следующий день работа закипела, как чифирь в стакане. Комендант отправил за песком в карьер на окраину Кабула пятнадцать "дембелей" под командой прапорщика. Тремя КамАЗами они за день сделали три рейса.

Дорога проходила через кишлачок, где мирно играли чумазые "бачата", мимо дукана, где продавались сувениры, баночное пиво, "фанта". И поскольку майор обещал не "шмонать" дембельский багаж, бойцы накупили всяких безделушек, а прапорщик — пивка… Словом, все были довольны, и уже никто не жалел, что согласился поработать на "стройке века".

На второй день от желающих поехать "за песком" в карьер отбоя не было: всем же хотелось прикупить маме платочек с восточным узором… на память об Афганистане. Но прапорщик взял вчерашнюю команду проверенных бойцов, которые о дукане и пиве никому не проболтаются.

Визит в песчаный карьер самосвалов с советскими солдатами не остался незамеченным "местной братвой" — моджахедами. На второй день команда бойцов, проехав сквозь кишлак, попала в засаду.

…Их расстреливали в упор. Оставшиеся в живых "дембеля" пытались спастись бегством. Сопротивления никто не оказывал, поскольку было нечем. На всю команду из оружия — один пистолет Макарова у прапорщика. Но он его забыл в "бардачке", выпрыгивая из горящей кабины КамАЗа.

Когда "духи" поняли, что солдаты безоружны, они перестали стрелять, а начали вылавливать бойцов как дичь и колоть шомполами…

Двух солдат, пытавшихся спрятаться в копне сена, "духи" подожгли вместе с копной. А потом со злорадством наблюдали, как метались, выскочив из стога, два еще живых горящих факела. "Духи" не стали их убивать, наслаждались тем, как горят "неверные"…

А на "стройке века" вовсю кипела работа. Первыми заволновались бетонщики: закончился песок! Майор спинным мозгом почувствовал, что случилось неладное. Но доложить наверх о том, что три КамАЗа, посланные в карьер, пропали, не хватало духу… Потом все же доложил…

В штабе долго решали, что предпринять. К тому времени наступил вечер, стемнело. Решено было заняться поисками на следующий день. Утром бронегруппа (3БМП-1,2 БТР-70) отправилась на поиски пропавших "дембелей".

…Все, что от них осталось, сложили в кузов покалеченного КамАЗа, подцепили буксирным тросом к БТРу и потянули назад, в гарнизон. Через тот самый кишлак, мимо того самого дукана, где еще вчера "дембеля" покупали своим мамам платки, а прапорщик — пивка для рывка. Только почему-то дукан был закрыт, а вдоль дороги не бегали чумазые бачата…

После этой трагедии "стройку века" заморозили. Майора сняли и "сослали" в Германию. Оставшихся "дембелей" без таможенного досмотра спешно отправили в Союз. А 16 матерей в Беларуси, Украине и России получили своих мальчиков в цинковых ящиках…

Неделю спустя артиллерийская батарея советских войск, ведя огонь по местам вероятного скопления моджахедов, "случайно" накрыла залпом тот самый кишлачок у песчаного карьера со всем его мирным и не очень мирным населением…

И вот теперь передо мной лежал конверт фотографа со снимками обгоревших трупов, изрезанных тел тех 15 дембелей.

— Ну так что вы думаете, товарищ лейтенант? — спросил меня Сергей, — заберут на таможне фотки или как?

— Заберут, — ответил я. — И дай Бог, чтобы только фотографии…

— Понял, не дурак, — ответил он.

…Мы приземлились на военном аэродроме в Ташкенте. Нас встречали не пионеры с цветами, а советские пограничники специально выведенной породы для несения "нелегкой" службы в международных аэропортах. Глядя на наши сумки, они потирали руки в предвкушении массового конфиската.

Через пару часов, пройдя таможню, я снова увидел сержанта-фотографа.

— Ну ты как? Удалось пронести фотографии? — поинтересовался я.

— Нет, даже рисковать не стал. Оставил в самолете…

— Ничего, главное, чтобы мы их помнили. Это единственная награда погибшим.

***

Прошло 20 лет.

Уже давно нет той страны, за интересы которой мы воевали. Нет армии, солдатами которой мы были. Нет Родины. Да и сам я, бывший капитан, по иронии судьбы живу в стране, которую в те, уже далекие 80-е мы называли "страной вероятного противника".

Живу и помню…

Но не помню "зачем"?

Источник здесь.